Неточные совпадения
Осклабился,
товарищамСказал победным голосом:
«Мотайте-ка на ус!»
Пошло, толпой подхвачено,
О крепи слово верное
Трепаться: «Нет змеи —
Не будет и змеенышей!»
Клим Яковлев Игнатия
Опять ругнул: «Дурак же ты!»
Чуть-чуть не подрались!
Лука стоял, помалчивал,
Боялся, не наклали бы
Товарищи в бока.
Оно быть так и сталося,
Да к счастию крестьянина
Дорога позагнулася —
Лицо попово строгое
Явилось на бугре…
А шестеро
товарищей,
Как будто сговорилися,
Накинулись с упреками,
С отборной крупной руганью
На бедного Луку:
— Что, взял? башка упрямая!
Пришел какой-то пасмурный
Мужик с скулой свороченной,
Направо все глядит:
— Хожу я за медведями.
И счастье мне великое:
Троих моих
товарищейСломали мишуки,
А я живу, Бог милостив!
Глядел я на
товарищей,
Сам весь горел, подумывал —
Несдобровать и мне.
Когда почва была достаточно взрыхлена учтивым обращением и народ отдохнул от просвещения, тогда сама собой стала на очередь потребность в законодательстве. Ответом на эту потребность явился статский советник Феофилакт Иринархович Беневоленский, друг и
товарищ Сперанского по семинарии.
15) Беневоленский, Феофилакт Иринархович, статский советник,
товарищ Сперанского по семинарии.
В заключение по три часа в сутки маршировал на дворе градоначальнического дома один, без
товарищей, произнося самому себе командные возгласы и сам себя подвергая дисциплинарным взысканиям и даже шпицрутенам («причем бичевал себя не притворно, как предшественник его, Грустилов, а по точному разуму законов», — прибавляет летописец).
Само собою разумеется, что он не говорил ни с кем из
товарищей о своей любви, не проговаривался и в самых сильных попойках (впрочем, он никогда не бывал так пьян, чтобы терять власть над собой) и затыкал рот тем из легкомысленных
товарищей, которые пытались намекать ему на его связь.
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения в свете, тогда как его
товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего не вышло, и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся люди.
Я нашел это занятие, и горжусь этим занятием, и считаю его более благородным, чем занятия моих бывших
товарищей при дворе и по службе.
Левину хотелось поговорить с ними, послушать, что они скажут отцу, но Натали заговорила с ним, и тут же вошел в комнату
товарищ Львова по службе, Махотин, в придворном мундире, чтобы ехать вместе встречать кого-то, и начался уж неумолкаемый разговор о Герцеговине, о княжне Корзинской, о думе и скоропостижной смерти Апраксиной.
Левин был его
товарищем и другом первой молодости.
Проснувшись поздно на другой день после скачек, Вронский, не бреясь и не купаясь, оделся в китель и, разложив на столе деньги, счеты, письма, принялся за работу. Петрицкий, зная, что в таком положении он бывал сердит, проснувшись и увидав
товарища за письменным столом, тихо оделся и вышел, не мешая ему.
Вронский сознавал этот взгляд на себя
товарищей и кроме того, что любил эту жизнь, чувствовал себя обязанным поддерживать установившийся на него взгляд.
И, не давая
товарищу углубляться в подробности своего положения, Петрицкий пустился рассказывать ему все интересные новости.
— Удивительно, как он похож на
товарища прокурора Свентицкого, — сказал один из гостей по-французски про камердинера в то время, как Вронский хмурясь читал письмо.
Уезжая из Петербурга, Вронский оставил свою большую квартиру на Морской приятелю и любимому
товарищу Петрицкому.
И, вспомнив о том, что он забыл поклониться
товарищам Облонского, только когда он был уже в дверях, Левин вышел из кабинета.
Вронский поехал во Французский театр, где ему действительно нужно было видеть полкового командира, не пропускавшего ни одного представления во Французском театре, с тем чтобы переговорить с ним о своем миротворстве, которое занимало и забавляло его уже третий день. В деле этом был замешан Петрицкий, которого он любил, и другой, недавно поступивший, славный малый, отличный
товарищ, молодой князь Кедров. А главное, тут были замешаны интересы полка.
В день свадьбы Левин, по обычаю (на исполнении всех обычаев строго настаивали княгиня и Дарья Александровна), не видал своей невесты и обедал у себя в гостинице со случайно собравшимися к нему тремя холостяками: Сергей Иванович, Катавасов,
товарищ по университету, теперь профессор естественных наук, которого, встретив на улице, Левин затащил к себе, и Чириков, шафер, московский мировой судья,
товарищ Левина по медвежьей охоте.
Левин молчал, поглядывая на незнакомые ему лица двух
товарищей Облонского и в особенности на руку элегантного Гриневича, с такими белыми длинными пальцами, с такими длинными, желтыми, загибавшимися в конце ногтями и такими огромными блестящими запонками на рубашке, что эти руки, видимо, поглощали всё его внимание и не давали ему свободы мысли. Облонский тотчас заметил это и улыбнулся.
Ну, молодые люди входят к
товарищу, у него обед прощальный.
Таких долгов было около четырех тысяч: 1500 за лошадь и 2500 поручительство за молодого
товарища Веневского, который при Вронском проиграл эти деньги шулеру.
— Может быть. Едут на обед к
товарищу, в самом веселом расположении духа. И видят, хорошенькая женщина обгоняет их на извозчике, оглядывается и, им по крайней мере кажется, кивает им и смеется. Они, разумеется, зa ней. Скачут во весь дух. К удивлению их, красавица останавливается у подъезда того самого дома, куда они едут. Красавица взбегает на верхний этаж. Они видят только румяные губки из-под короткого вуаля и прекрасные маленькие ножки.
Стада улучшенных коров, таких же, как Пава, вся удобренная, вспаханная плугами земля, девять равных полей, обсаженных лозинами, девяносто десятин глубоко запаханного навоза, рядовые сеялки, и т. п., — всё это было прекрасно, если б это делалось только им самим или им с
товарищами, людьми сочувствующими ему.
Усталый, голодный, счастливый, Левин в десятом часу утра, исходив верст тридцать, с девятнадцатью штуками красной дичи и одною уткой, которую он привязал за пояс, так как она уже не влезала в ягдташ, вернулся на квартиру.
Товарищи его уж давно проснулись и успели проголодаться и позавтракать.
Он забыл неприятное впечатление последней встречи и с открытым радостным лицом протянул руку бывшему
товарищу.
Действительно, это был Голенищев,
товарищ Вронского по Пажескому Корпусу. Голенищев в корпусе принадлежал к либеральной партии, из корпуса вышел гражданским чином и нигде не служил.
Товарищи совсем разошлись по выходе из корпуса и встретились после только один раз.
— Приезжайте обедать ко мне, — решительно сказала Анна, как бы рассердившись на себя за свое смущение, но краснея, как всегда, когда выказывала пред новым человеком свое положение. — Обед здесь не хорош, но, по крайней мере, вы увидитесь с ним. Алексей изо всех полковых
товарищей никого так не любит, как вас.
— Весловский, рядом, рядом идите! — замирающим голосом проговорил он плескавшемуся сзади по воде
товарищу, направление ружья которого после нечаянного выстрела на Колпенском болоте невольно интересовало Левина.
Вронский любил его и зa его необычайную физическую силу, которую он большею частью выказывал тем, что мог пить как бочка, не спать и быть всё таким же, и за большую нравственную силу, которую он выказывал в отношениях к начальникам и
товарищам, вызывая к себе страх и уважение, и в игре, которую он вел на десятки тысяч и всегда, несмотря на выпитое вино, так тонко и твердо, что считался первым игроком в Английском Клубе.
Его
товарищ с детства, одного круга, одного общества и
товарищ по корпусу, Серпуховской, одного с ним выпуска, с которым он соперничал и в классе, и в гимнастике, и в шалостях, и в мечтах честолюбия, на-днях вернулся из Средней Азии, получив там два чина и отличие, редко даваемое столь молодым генералам.
— Ты говоришь Могучий Ланковского. Это лошадь хорошая, и я советую тебе купить, — сказал Яшвин, взглянув на мрачное лицо
товарища. — У него вислозадина, но ноги и голова — желать лучше нельзя.
Выходя от Алексея Александровича, доктор столкнулся на крыльце с хорошо знакомым ему Слюдиным, правителем дел Алексея Александровича. Они были
товарищами по университету и, хотя редко встречались, уважали друг друга и были хорошие приятели, и оттого никому, как Слюдину, доктор не высказал бы своего откровенного мнения о больном.
— Отчего? Подумай, у меня выбор из двух: или быть беременною, то есть больною, или быть другом,
товарищем своего мужа, всё равно мужа, — умышленно поверхностным и легкомысленным тоном сказала Анна.
Был один университетский
товарищ, с которым он сблизился после и с которым он мог бы поговорить о личном горе; но
товарищ этот был попечителем в дальнем учебном округе.
Когда они приходили, он старательно отгонял их от себя, считая их стыдными и свойственными только девочкам, а не мальчику и
товарищу.
— Нет, не испорчу! Ну, а ваша жена? — сказала вдруг баронесса, перебивая разговор Вронского с
товарищем. — Мы здесь женили вас. Привезли вашу жену?
Влиянию его содействовало: его богатство и знатность; прекрасное помещение в городе, которое уступил ему старый знакомый, Ширков, занимавшийся финансовыми делами и учредивший процветающий банк в Кашине; отличный повар Вронского, привезенный из деревни; дружба с губернатором, который был
товарищем, и еще покровительствуемым
товарищем, Вронского; а более всего — простые, ровные ко всем отношения, очень скоро заставившие большинство дворян изменить суждение о его мнимой гордости.
— Ах да, позвольте вас познакомить, — сказал он. — Мои
товарищи: Филипп Иваныч Никитин, Михаил Станиславич Гриневич, — и обратившись к Левину: — земский деятель, новый, земский человек, гимнаст, поднимающий одною рукой пять пудов, скотовод и охотник и мой друг, Константин Дмитрич Левин, брат Сергея Иваныча Кознышева.
На лестнице же ему встретилась пара: дама, быстро бежавшая на каблучках, и легкий
товарищ прокурора.
Вронский и все его
товарищи знали Кузовлева и его особенность «слабых» нервов и страшного самолюбия.
И в этот же год он был отдан в школу и узнал и полюбил
товарищей.
Вронский действительно обещал быть у Брянского, в десяти верстах от Петергофа, и привезти ему за лошадей деньги; и он хотел успеть побывать и там. Но
товарищи тотчас же поняли, что он не туда только едет.
Когда дело было прочтено, Степан Аркадьич встал потянувшись и, отдавая дань либеральности времени, в присутствии достал папироску и пошел в свой кабинет. Два
товарища его, старый служака Никитин и камер-юнкер Гриневич, вышли с ним.
Вернувшись к столу, полковой командир опять вышел с бокалом на крыльцо и провозгласил тост: «За здоровье нашего бывшего
товарища и храброго генерала князя Серпуховского.
Вронский, не отвечая, глядел на
товарища, думая о другом.
Из середины и извне круга все теснились к столбу, и кавалергардская группа солдат и офицеров громкими возгласами выражала радость ожидаемого торжества своего офицера и
товарища.
— Я? четвертый день, — ответил Вронский, еще раз внимательно вглядываясь в лицо
товарища.